Себе самой я с самого начала
То чьим-то сном казалась или бредом,
Иль отраженьем в зеркале чужом.

***

Какое нам, в сущности, дело,
Что все превращается в прах,
Над сколькими безднами пела
И в скольких жила зеркалах.

      Анна Ахматова

Трижды делал предложение поэт Николай Гумилев Анне Ахматовой (тогда гимназистке Анне Горенко), трижды получал отказ и дважды пытался свести счеты с жизнью.
Уехал в Африку путешествовать, вернулся, встретился с Анной вновь и вскоре они обвенчались.
Уже через год Анна пишет Валерии Срезневской, своей подруге: "Птица моя, — сейчас еду в Киев. Молитесь обо мне. Хуже не бывает. Смерти хочу. Вы все знаете, единственная, ненаглядная, любимая, нежная. Валя моя, если бы я умела плакать".

ЧИТАТЬ ДАЛЬШЕ

После стольких лет
Я пришел назад,
Но изгнанник я,
И за мной следят.

- Я ждала тебя
Столько долгих дней!
Для любви моей
Расстоянья нет.

- В стороне чужой
Жизнь прошла моя,
Как умчалась жизнь,
Не заметил я.

- Жизнь моя была
Сладостною мне,
Я ждала тебя,
Видела во сне.

Смерть в дому моем
И в дому твоем,-
Ничего, что смерть,
Если мы вдвоем.

Анна Ахматова. Листки из дневника "О Мандельштаме"

Мандельштам был одним из самых блестящих собеседников: он слушал не самого себя и отвечал не самому себе, как сейчас делают почти все. В беседе был учтив, находчив и бесконечно разнообразен. Я никогда не слышала, чтобы он повторялся или пускал заигранные пластинки. С необычайной лёгкостью Осип Эмильевич выучивал языки. «Божественную комедию» читал наизусть страницами по-итальянски. Незадолго до смерти просил Надю выучить его английскому языку, которого он совсем не знал. О стихах говорил ослепительно, пристрастно и иногда бывал чудовищно несправедлив (например, к Блоку). О Пастернаке говорил: «Я так много думал о нём, что даже устал» и «Я уверен, что он не прочёл ни одной моей строчки». О Марине: «Я антицветаевец».

В музыке Осип был дома, а это крайне редкое свойство. Больше всего на свете боялся собственной немоты. Когда она настигала его, он метался в ужасе и придумывал какие-то нелепые причины для объяснения этого бедствия. Вторым и частым его огорчением были читатели. Ему постоянно казалось, что его любят не те, кто надо. Он хорошо знал и помнил чужие стихи, часто влюблялся в отдельные строчки, легко запоминал прочитанное ему.

Любил говорить про что-то, что называл своим «истуканством». Иногда, желая меня потешить, рассказывал какие-то милые пустяки. Смешили мы друг друга так, что падали на поющий всеми пружинами диван на «Тучке» и хохотали до обморочного состояния…

Я познакомилась с О. Мандельштамом на «Башне» Вячеслава Иванова весной 1911 года. Тогда он был худощавым мальчиком с ландышем в петлице, с высоко закинутой головой, с ресницами в полщеки.

...Что же касается стихотворения «Вполоборота, о печаль…», история его такова: в январе 1914 г. Пронин устроил большой вечер «Бродячей собаки», не в подвале у себя, а в каком-то большом зале на Конюшенной. Обычные посетители терялись там среди множества «чужих» (то есть чуждых всякому искусству) людей. Было жарко, людно, шумно и довольно бестолково. Нам это наконец надоело, и мы (человек 20-30) пошли в «Собаку» на Михайловской площади. Там было темно и прохладно. Я стояла на эстраде и с кем-то разговаривала. Несколько человек из залы стали просить меня почитать стихи. Не меняя позы, я что-то прочла. Подошёл Осип: «Как вы стояли, как вы читали», и ещё что-то про шаль…
ЧИТАТЬ ДАЛЬШЕ




Вполоборота, о, печаль,
На равнодушных поглядела.
Спадая с плеч, окаменела
Ложноклассическая шаль.

Зловещий голос — горький хмель-
Души расковывает недра:
Так — негодующая Федра —
Стояла некогда Рашель.

      Осип Манделдьштам

Дмитрий Быков "Пастернак":

Рассмотреть отношения Пастернака с Ахматовой мы решили именно сейчас, когда зашел разговор о последних годах Пастернака. Именно тут выявились различия, которые в тридцатые и даже сороковые годы еще затушеваны; именно тут обнажилось все несходство двух стратегий — хотя между судьбами Пастернака и Ахматовой куда больше внешних сходств, чем между другими представителями знаменитой четверки (включая Маяковского — пятерки).

С Ахматовой Пастернака связывают отношения куда более сложные, чем с любым другим поэтом его поколения; на поверхности все гладко — взаимные комплименты, книги и фотографии с надписями, преклонение и галантность с его стороны, уважение и благодарность с ахматовской, редкие, но тщательно зафиксированные мемуаристами встречи — в общем, совсем не та нервная и горячая близость, что с Цветаевой, не то чередование восхищения и охлаждения, что с Маяковским, а ровная и на первый взгляд неизменная дружба без особенной близости.

Оба были слишком хорошо воспитаны. Между тем «в подводном своем течении», по-набоковски говоря, дружба эта больше походила на вражду; по крайней мере заочные высказывания Ахматовой о Пастернаке в лучшем случае снисходительны, в худшем пренебрежительны. Мандельштам, чьи расхождения с Пастернаком были как будто куда фундаментальней,— и то читал его стихи более ревниво и неравнодушно; Ахматова с высоты своего безупречного вкуса прохладно относилась к пастернаковской экзальтации, на его монологи отвечала скупо и неопределенно, а восторги его воспринимала в высшей степени скептически: «Он никогда меня не читал». Вывод этот она сделала из восторженного пастернаковского письма 1940 года, где, восхищаясь ее сборником «Из шести книг», он похвалил стихи тридцатилетней давности.

ЧИТАТЬ ДАЛЬШЕ
ЗАКАЗАТЬ В КАТАЛОГЕ БИБЛИОТЕКИ

Он, сам себя сравнивший с конским глазом,
Косится, смотрит, видит, узнает,
И вот уже расплавленным алмазом
Сияют лужи, изнывает лед.

В лиловой мгле покоятся задворки,
Платформы, бревна, листья, облака.
Свист паровоза, хруст арбузной корки,
В душистой лайке робкая рука.

Звенит, гремит, скрежещет, бьет прибоем
И вдруг притихнет, - это значит, он
Пугливо пробирается по хвоям,
Чтоб не спугнуть пространства чуткий сон.

И это значит, он считает зерна
В пустых колосьях, это значит, он
К плите дарьяльской, проклятой и черной,
Опять пришел с каких-то похорон.

И снова жжет московская истома,
Звенит вдали смертельный бубенец -
Кто заблудился в двух шагах от дома,
Где снег по пояс и всему конец?..

За то, что дым сравнил с Лаокооном,
Кладбищенский воспел чертополох,
За то, что мир наполнил новым звоном
В пространстве новом отраженных строф, -

Он награжден каким-то вечным детством,
Той щедростью и зоркостью светил,
И вся земля была его наследством,
А он ее со всеми разделил.

       Анна Ахматова

В юности Марина цветаева была в Ахматову буквально влюблена, одержима ею. Посвящала ей стихи и мечтала о встрече. Более разных людей трудно было представить - сдержанная, холодноватая Анна Андреевна и не знающая меры Марина Цветаева. Однако встретились они уже после возвращения Цветаевой из эмиграции, в Москве, в квартире Ардовых. Марина Ивановна об их встрече ничего не написала, а Ахматова в 1962 году:

«Наша первая и последняя двухдневная встреча произошла в июне 1941 г. на Большой Ордынке, 17, в квартире Ардовых (день первый) и в Марьиной роще у Н. И. Харджиева (день второй и последний). Страшно думать, как бы описала эти встречи сама Марина, если бы она осталась жива, а я бы умерла 31 августа 41 г. Это была бы «благоуханная легенда», как говорили наши деды. Может быть, это было бы причитание по 25-лет /ней/ любви, кот/орая/ оказалась напрасной, но во всяком случае это было бы великолепно. Сейчас, когда она вернулась в свою Москву такой королевой и уже навсегда (не так, как та, с кот/орой/ она любила себя сравнивать, т. е. с арапчонком и обезьянкой в французском платье т. е. decollete grande garde 11), мне хочется просто, «без легенды» вспомнить эти Два дня».

По версии Али, Марина Ивановна переписывала для Анны Андреевны некоторые стихи, особенно понравившиеся ей, и, кроме того, подарила типографские оттиски «Поэмы Горы» и «Поэмы Конца». Но о «Поэме Воздуха» Аля не упоминает, она, между прочим, не любила и не понимала эту поэму, не упоминает она также и о том, что Анна Андреевна читала Марине Ивановне «Поэму без героя», над которой в то время работала. А в записях самой Анны Андреевны говорится:

«Когда в июне 1941 г. я прочла М. Ц. кусок поэмы (первый набросок), она довольно язвительно сказала: «Надо обладать большой смелостью, чтобы в 41 году писать об арлекинах, коломбинах и пьеро», очевидно полагая, что поэма — мирискусничная стилизация в духе Бенуа и Сомова, т. е. те), с чем она, м. б., боролась в эмиграции, как с старомодным хламом. Время показало, что это не так»

(Источник информации - книга М.Белкиной "Скрещенье судеб")

ЧИТАТЬ ОНЛАЙН





Ты солнце в выси мне застишь,
Все звезды в твоей горсти!
Ах, если бы — двери настежь! —
Как ветер к тебе войти!

И залепетать, и вспыхнуть,
И круто потупить взгляд,
И, всхлипывая, затихнуть —
Как в детстве, когда простят.

2 июля 1916

     Марина Цветаева

Фаина Раневская:

- Любила, восхищалась Ахматовой. Стихи ее смолоду вошли в состав моей крови.

Есть еще и посмертная казнь, это воспоминание о ней ее "лучших" друзей.

Одно время я записывала все, то она говорила. Она это заметила, попросила меня показать ей мои записи.

- Анна Андреевна, я растапливала дома печку и по ошибке вместе с другими бумагами сожгла все, что записала, а сколько там было замечательного, вы себе представить не можете, Анна Андреевна!

- Вам 11 лет и никогда не будет 12, - сказала она и долго смеялась.

Я понакомилась с Ахматовой очень давно. Я тогда жила в Таганроге. Прочла ее стихи и поехала в Петербург. Открыла мне сама Анна Андреевна. Я, кажется, сазала: "Вы мой поэт", - извинилась за нахальство. Она пригласила меня в комнаты - дарила меня дружбой до конца своих дней.

... Я никогда не обращалась к ней на "ты". Мы много лет дружили, но я просто не могла обратиться к ней так фамильярно.

Она была великой во всем. Я видела ее кроткой, нежной, заботливой. И это в то время, когда ее терзали.

.. Анна Андреевна была бездомной, как собака.


ЗАКАЗАТЬ В КАТАЛОГЕ

В 1938 году, в длинных очередях у ворот ленинградской тюрьмы сложилась дружба Анны Ахматовой, у которой был арестован сын, и Лидии Чуковской, которой долго не сообщали о расстреле мужа. В 1964 году Чуковская помогала Анне Ахматовой составить её последний сборник «Бег времени».

В 1966 г., после кончины Ахматовой Чуковская начала приводить в порядок свои дневниковые записи о ней, которые вела на протяжении многих десятилетий.

Напечатать их на родине было невозможно. В 1974 году она была исключена из Союза писателей СССР. Это сделало невозможным какое бы то ни было печатание в России, и в том числе участие в посмертных публикациях стихотворений Анны Ахматовой... ЗАКАЗАТЬ В КАТАЛОГЕ

Лидия Чуковская:

«Я решилась спросить у неё сейчас, после стольких лет работы, когда она пишет новое — чувствует она за собой свою вооружённость, свой опыт, свой уже пройденный путь? Или это каждый раз — шаг в неизвестность, риск? — Голый мировой человек на голой земле. Каждый раз.» — ответила Ахматова. И далее — «Слушаешь, и кажется, будто, нету слов, размеров, ритмов, рифм, а просто — просто! — говорит сама душа, минуя форму, сама собой, чудом». Но ведь именно так говорят миру святые.

Очень часто, приезжая в Москву по издательским делам и хлопоча за своего сына, который находился в лагере, Анна Андреевна останавливалась на Ордынке, в семье Ардовых. Нина Ольшевская, актриса МХАТ и жена писателя Виктора Ардова, была с ней дружна и оставила интересные воспоминания, записанные Эммой Герштейн.

Воспоминания Нины Ольшевской
Сыновья Ардовых выросли буквально на глазах Ахматовой. Один из них - Алексей Балатов, другой - Михаил Ардов. Воспоминания Алексея Баталова можно прочитать ЗДЕСЬ
Михаил закончил факультет журналистики МГУ, позже стал священником. Он унаследовал от отца литературный талант и чувство юмора и написал несколько книг воспоминаний. - "Вокруг Ордынки", "Легендарная Ордынка" и др.

По мнению Иосифа Бродского это - лучшее, что написано о б Ахматовой.

ЗАКАЗАТЬ В КАТАЛОГЕ КНИГУ "ЛЕГЕНДАРНАЯ ОРДЫНКА"

Году в пятнадцатом в Петербурге в гости к Ахматовой пришли Георгий Адамович и Георгий Иванов. Они пожелали видеть сына Анны Андреевны и Николая Степановича. По приказу хозяйки няня привела нарядного и курчавого младенца. Он посмотрел на визитеров и спросил:

— Где живете, дураки?
***


Уличив кого-нибудь в неграмотности, Ахматова говорила:
— Почему я должна все знать? Я — лирический поэт, я могу валяться в канаве.


Протоиерей Михаил Ардов об Анне Ахматовой (видео):

Бродский был представлен Ахматовой, когда ему был 21 год. Это была компания питерских андеграудных поэтов - Евгений Рейн, Анатолий Найман, Дмитрий Бобышев и Бродский. Позже, после ухода Ахматовой, их назовут "ахматовскими сиротами". Найман был литературным секретарем Ахматовой, и тоже оставил интересные воспоминания о ней ("Рассказы об Ахматовой").

Все четверо писали стихи, но выделяла она все-таки Бродского. После суда над Бродским и ссылки его в Норенское, Анна Андреевна произнесла фразу, ставшую крылатой: "Какую биографию делают нашему рыжему".

"К Иосифу Бродскому ее отношение было совершенно особенным и как к человеку, и как к поэту. Несомненно, что она первая поняла потенциальный, тогда еще далеко не реализованный размах поэтического таланта Бродского и масштаб его личности. Ахматова обращалась к Бродскому как к равному (Лев Лосев, биограф Бродского).

О том, что значила Ахматова в его судьбе, Бродский сказал так:

«Сколько всего было в ее жизни, и тем не менее в ней никогда не было ненависти, она никого не упрекала, ни с кем не сводила счеты. Она просто могла многому научить. Смирению, например. Я думаю – может быть, это самообман, – но я думаю, что во многом именно ей я обязан лучшими своими человеческими качествами. Если бы не она, потребовалось бы больше времени для их развития, если б они вообще появились».

Иосиф Бродский рассказывает о знакомстве и дружбе с Анной Ахматовой:


Я не видел, не увижу Ваших слез,
не услышу я шуршания колес,
уносящих Вас к заливу, к деревам,
по отечеству без памятника Вам.

В теплой комнате, как помнится, без книг,
без поклонников, но также не для них,
опирая на ладонь свою висок,
Вы напишите о нас наискосок.

Вы промолвите тогда: «О, мой Господь!
этот воздух запустевший — только плоть
дум, оставивших признание свое,
а не новое творение Твое!»

      Иосиф Бродский Анне Ахматовой